предыдущая главасодержаниеследующая глава

Крепостной мастер Матвей Яковлев, сын Веретенников (З. Попова)

В январе 1801 года газета "Санкт-Петербургские ведомости" опубликовала следующее объявление: "Близь каменного театра по Екатерининскому каналу в доме купца Панаева под № 227 продаются дворовые люди: резчик 32 лет, способный к исправлению официантской и камердинерской должностей, и сапожник 24 лет; о цене спросить у живущего в том доме статского канцеляриста Харлампия Бурова".

Эти несколько строк на пожелтевших газетных страницах звучат в наши дни странно и непонятно. Сухие слова, повседневно звучавшие во времена Пушкина, Грибоедова, декабристов, впитали в себя трагедию миллионов крестьянских жизней.

Немногим более полутора столетий отделяют нас от этого газетного объявления 1801 года. Если оглянуться в прошлое и коснуться страниц истории этих лет, перед нами возникнут образы людей: архитекторов, художников, артистов, писателей и поэтов, замечательных мастеров прикладного искусства, прославивших русскую культуру; среди них - имена крепостных крестьян.

Это архитектор А. Н. Воронихин, создавший Казанский собор и другие архитектурные памятники, украшающие до сих пор Ленинград, великий русский актер М. С. Щепкин, поэт Т. Г. Шевченко, известный живописец В. А. Тропинин, талантливый художник-портретист И. П. Аргунов, замечательный скрипичный и виолончельный мастер И. А. Батов. Но случаи известности талантливых крепостных художников были очень редки.

В конце XVIII века окончательно сложился помещичий быт крепостной России, просуществовавший в своем классическом виде до середины XIX столетия. Указ 1762 года освободил дворян от обязательной военной службы. Вернувшись в свои родовые имения из столиц и заграничных походов, они начали улучшать не только свое запущенное хозяйство, но по-новому перестраивать весь свой быт.

С этого времени началось усиленное строительство помещичьих усадеб, которые получили теперь новую планировку. Появился обязательный комплекс парадных и жилых помещений. Необходимы стали зал, одна или несколько гостиных, столовая буфетная и официантская, где стояли шкафы с посудой и столовым бельем; кабинет, библиотека, спальни членов семьи и гостей, детская, гардеробная - комната, в которой хранилась одежда, комнаты прислуги. Число помещений, их размер, обстановка и отделка зависели от достатка семьи.

В то время каждая помещичья усадьба жила как небольшой замкнутый мирок. Крепостные крестьяне создавали все необходимое для жизни ее обитателей: сеяли и убирали хлеб, выращивали скот, изготовляли льняные и шерстяные ткани, обрабатывали кожи, шили обувь и одежду. Из их искусных рук выходила удобная и красивая мебель, предметы роскоши - тончайшие вышивки, тканые ковры, плетеные кружева. Некоторые богатые помещики имели крепостных архитекторов, художников, музыкантов, актеров, певцов и мастеров балетного искусства.

Крепостных ремесленников, художников и домашнюю прислугу называли тогда дворовыми людьми. В отличие от крестьян-хлебопашцев, живших в деревнях, они всегда находились во дворе, т. е. в доме своего барина. В некоторых усадьбах и домах столичной знати штаты дворовых насчитывали сотни людей. Только в одном петербургском доме графа Разумовского в 1774 году находилось 190 человек, среди которых были несколько поваров и кондитеров, два парикмахера, обойщик, два скорохода, 18 истопников, 4 полотера, кружевница, 8 прачек, садовник с подмастерьем и тремя учениками, кузнец с помощником, медовар, серебряник, 5 столяров, слесарь, 2 печника, 3 музыканта, 2 живописных ученика, двое певчих.

Господскому имуществу всегда велся строгий учет. В хозяйственных документах помещичьих усадеб часто можно найти описание мебели, стоявшей во всех комнатах барского дома. Такой порядок был заведен и у сенатора Чернышева. Читая сохранившиеся документы, узнаем, что в последнее десятилетие XVIII века в зале его московского дома висел стеклянный фонарь, у стены стояли двадцать четыре стула, в простенке - два зеркала с подзеркальными резными столами, а у окон - два стола для карточных игр, иначе называемые ломберными. В гостиной находились двенадцать стульев, стол ломберный, трюмо и английская хрустальная люстра. Судя по всему, эти три ломберных стола были хорошей работы и могли украсить самые парадные комнаты богатого московского дома, а в официантской среди прочей мебели стояли семь карточных столов - явно запасных. Из описи голицынского дома в Москве мы узнаем, что в одной из гостиных с обоями из голубого шелка стояли дюжина резных кресел с такой же обивкой, как и стены, ломберный стол наборного дерева и ряд других вещей. Наборным деревом в России называли тогда инкрустацию из различных сортов древесины.

Современные подмосковные музеи Кусково, Останкино и Архангельское два столетия тому назад были богатейшими усадьбами русских вельмож. Их замечательное убранство, хранимое теперь как национальное достояние, выполнено руками крепостных. Резные двери и люстры, художественная мебель и уникальные паркеты поражают и очаровывают зрителя благородством своих форм, богатством фантазии в отделке и, что самое важное, необыкновенно тонким чувством материала - дерева.

Кто же эти люди, чей талант и высокое мастерство покоряют нас сегодня? Крепостная Россия не сохранила их имен для потомков. Только в результате тщательной и кропотливой работы имена некоторых из них были найдены в архивах среди различных хозяйственных документов. Так, стало известно, что строили Останкинский дворец крепостные архитекторы Т. И. Аргунов, А. Ф. Миронов и Г. Е. Дикушин. Из множества мастеров, принимавших участие в отделочных работах, известны только имена Ф. Пряхина, резавшего балюстраду парадной лестницы, резчика И. Мочалина с помощниками, выполнявшими деревянные высокие многосвечники для Голубого зала. Резные золоченые столы с малахитовыми досками из верхних зал работал мебельщик Я. Дунаев. Из мастеров, создававших замечательные останкинские паркеты, известно только имя Ф. Прядченко.

Отдельные предметы мебели для Кускова и Останкина Шереметевы заказывали в лучших мастерских Москвы и Петербурга, где тоже работали крепостные мастера, которых их господа отпускали на заработки. Так, в московской мебельной мастерской Споля славился искусный резчик по дереву Федор Никифоров - крепостном крестьянин княгини Щербатовой. Ему-то и заказали Шереметевы футляр для органчика тонкой художественной работы, предназначенного для Малиновой гостиной Кускова - одной из самых нарядных комнат этого дворца. Для Останкина Федор Никифоров резал подстолья золоченых столов в Картинную галерею.

Старинные документы очень скупо открывают нам имена исполнителей русской художественной мебели, резчиков, позолотчиков, мастеров по набору - тех, кто украшал мебель сложными орнаментами и картинами, составленными из кусочков древесины. Подпись мастера чрезвычайно редко встречается на самих вещах. В крупнейших музеях страны русская подписная мебель насчитывается единицами. Поэтому каждая из таких вещей уникальна.

В ленинградских дворцах-музеях есть мебель конца XVIII века с клеймами (т. е. печатями) двух знаменитых в то время петербургских мастерских, принадлежавших иностранцам Гамбсу и Туру, у которых работали русские крепостные мастера. В музее-усадьбе Кусково находится стол для хранения нот, инкрустированный многочисленными сортами древесины, с подписью крепостного мебельщика Шереметевых Василия Никифорова.

Коллекцию художественной мебели Государственного Исторического музея в Москве украшают два парных стола для карточных игр, подписанные Матвеем Яковлевичем Веретенниковым. Давайте подробно остановимся на этих двух вещах. Они меньше известны посетителям музеев, чем шедевры Ленинграда, Останкина и Кускова, но их художественное значение в русском прикладном искусстве не менее велико.

Если заняться тщательным анализом надписей, разобраться в их содержании и художественных особенностях украшений, разыскать сведения о бытовом назначении предметов и о давно забытых обычаях и законах старины, то можно представить себе жизнь этого неизвестного нам до сих пор мастера и его окружения.

Столы для карточных игр, или ломберные столы, были непременной деталью старинного дворянского быта. Название свое они получили от карточной игры "ломбер", очень распространенной в то время в Европе и России.

Всевозможные карточные игры только во второй половине XVIII века заняли в дворянском быту России значительное место среди других развлечений. Еще до 1761 года все они были под строгим запретом. Завезены они к нам в XVII веке из Польши украинскими казаками. В допетровской Руси играющих в карты наказывали наравне с ворами, отрубая им пальцы и руки. В начале XVIII столетия по распоряжению Петра I это страшное наказание заменили битьем кнутом и денежным штрафом. Еще в 1761 году было установлено законом различие между азартными - запрещенными играми и коммерческими - дозволенными. С тех пор в карты стали играть все: молодые и старые, мужчины и женщины. Ломберные столы раскладывались везде: в залах дворца, в клубах, в частных домах. Игрой в карты занимались во время пышных празднеств, званых вечеров и в семейном кругу. Одна из московских барынь писала в 1794 году в письме: "Слушала обедню у Натальи Федоровны, там обедала и играла в вист, а дома все по утрам стряпаю сыры, а к вечеру играю в карты". Еще выразительнее о карточной игре, захватившей всех, пишет дворянин Зиновьев "Ужинал у Александры Борисовны Измайловой, где и после ужина в карты играли; забава у нас обыкновенная, которая обратилась в упражнение и заставляет забывать нужные и полезные вещи!"

Столы, приспособленные для карточных игр, из подсобных комнат, где они находились вначале, перекочевали в гостиные и залы господского дома. Естественно, в парадные комнаты отбирали лучшие из них, нарядно украшенные, выполненные хорошими мастерами. Благодаря небольшим размерам и легкости, их свободно переносили и раскладывали для игры в карты в любом месте комнаты.

Конструкция ломберных столов была проста. На подстолье с четырьмя ножками закреплялась раскладная доска, которую во время игры в карты раскрывали. Середину ее внутренней стороны оклеивали красным или зеленым сукном, на котором игроки делали записи мелом по ходу игры. На сукне раскладывали мел, щеточки для стирания записей и фишки - ими во время игры расплачивались вместо денег.

В зависимости от моды и стиля, господствовавшего в мебели, форма ломберных столов изменялась. Вначале они имели изогнутые ножки и волнистый обрез по краям доски. Затем формы их стали прямоугольными и строгими, но конструкция при всех изменениях оставалась прежней.

Откройте страницу с изображением внешних сторон верхних досок наших ломберных столов (илл. 88, 89) и рассмотрите их внимательно. Обе они прямоугольные и украшены совершенно одинаково. В центре каждой доски набрана картина, составленная из кусочков дорогих пород дерева, под которой дана надпись на русском и иностранных языках. Одна из них включает дату - 1797 год (илл. 88). Иностранный текст поясняет содержание картин. Одна и та же фраза в надписи дана на латинском и французском языках. На столе с датой она гласит: "Колоннада в саду великого султана" (илл. 90). На переднем плане изображены лестницы, фонтаны, фигуры людей. Под картиной на втором столе читаем: "Вид базилики, построенной в Константинополе императором Юстинианом" (илл. 91). На ней видна одна из улиц Константинополя с аркадами зданий, минаретами и марширующими солдатами. Надписи на латинском и французском языках не являются чем-то необычным для того времени наоборот, в XVIII веке и в первой половине XIX века они были приняты при печатании гравюр, а это дает возможность предполагать, что оригиналом для этих изображений послужили известные в то время гравюры.

88. Внешняя сторона верхней доски ломберного стола с изображением колоннады в саду турецкого султана
88. Внешняя сторона верхней доски ломберного стола с изображением колоннады в саду турецкого султана

89. Внешняя сторона верхней доски ломберного стола с изображением улицы Константинополя
89. Внешняя сторона верхней доски ломберного стола с изображением улицы Константинополя

90. Надписи и дата на верхней доске ломберного стола
90. Надписи и дата на верхней доске ломберного стола

91. Надписи на верхней доске ломберного стола
91. Надписи на верхней доске ломберного стола

Центральную картину как бы поддерживают фигуры амуров, окруженные завивающимися листьями аканта* а над верхними ее углами изображены античные светильники. По сторонам картины расположены изображения вазы с отходящими от нее в разные стороны листьями, завитыми в спираль, и тонкими побегами. Края верхних досок обведены строгой полосой трилистников.

* (Акант - травянистое растение средиземноморского побережья. Контур такого листа положен в основу орнамента коринфских капителей колонн. В эпоху Возрождения и классицизма в искусстве он перешел в основу орнаментальных композиций)

Внутренняя сторона верхней доски украшена не менее изысканно (илл. 92). Зеленое сукно окружено широкой полосой с изображением листьев аканта, завивающихся в спираль. Обе ее стороны окаймлены узким орнаментом в виде тонкого и нежного побега.

92. Внутренняя сторона верхних досок ломберных столов работы Веретенникова
92. Внутренняя сторона верхних досок ломберных столов работы Веретенникова

Насыщены украшениями и оба подстолья (илл. 93). Выжженные картинки чередуются на них с композициями знакомых уже нам листьев и ваз, а на гранях тонких ножек стола мастер изобразил уменьшающиеся вниз трилистники, подчеркивающие стройность и легкость всей вещи.

93. Общий вид стола работы Веретенникова
93. Общий вид стола работы Веретенникова

Среди выжженных картинок с бытовыми сценками выделяется сюжет бродячего деревенского цирка, повторяющийся на обоих столах. На одной из этих картинок изображены собаки, катающие друг друга в тележке, и лошадь, прыгающая сквозь обруч, на другой - кот, марширующий с ружьем, и собака-канатоходец. На остальных - городской пейзаж с островерхими крышами и колокольнями, сцена охоты с собаками, кот, выслеживающий птицу, дети, собирающие плоды с дерева (илл. 94, 95). Характеры и типы людей говорят, что оригиналами для этих изображений послужили народные картинки, привозившиеся в Россию из Западной Европы в конце XVIII века. Русский мастер дополнил их деталями и сценами, знакомыми и близкими ему самому. Так, среди цирковых представлений появился мужик с медведем, без которых не обходилась ни одна ярмарка в русских городах и селах.

94. Картинка, выжженная на подстолье. Деревенский цирк
94. Картинка, выжженная на подстолье. Деревенский цирк

95. Картинка, выжженная на подстолье. Городской пейзаж
95. Картинка, выжженная на подстолье. Городской пейзаж

Мы с вами подробно рассмотрели все виды украшений, использованные мастером в этих двух вещах. Теперь надо узнать, какое же место в русском искусстве занимают эти мотивы, орнаменты и целые композиции. Почему, например, на том и другом столах изображены картины с видами Турции? Случайно ли это? Оказывается, что нет. Ведь в 1791 году окончилась вторая турецкая война, в результате которой Россия утвердилась на северном побережье Черного моря. Эти события были еще очень свежи в памяти современников, а турецкие мотивы отразились в русском искусстве 90-х годов XVIII столетия.

Завивающиеся листья аканта, вазы, светильники античных форм, фигуры амуров, провисающие нити бус, полосы двулистников и трилистников - все это яркие и характерные элементы стиля классицизма, господствовавшего в конце XVIII века в европейском, в том числе и русском, искусстве. Подражание античным формам было одной из ярких черт Этого стиля, особенно наглядно проявившегося в архитектуре и прикладном искусстве. Этому подражанию способствовали археологические раскопки древних городов Геркуланума и Помпеи, во время которых было найдено множество различных предметов быта. Весь просвещенный мир был поражен красотой и изысканностью их форм, а художники и мастера использовали это наследие в своих работах. Так, образцами для мебельного искусства стали изображения мебели на античных вазах, фресках* и мраморных барельефах.

* (Фреска - роспись стен водяными красками по свеженаложенной штукатурке.)

Простота и благородство форм столов Веретенникова, использование в их отделке многочисленных орнаментов и картин без какого-либо намека на перегрузку говорит о безупречном художественном вкусе исполнителя. Безукоризненно тонко и изящно выполнены спираль завивающихся листьев, нити провисающих бус, нежные и тонкие побеги с мелкими ягодами и листьями. С большим мастерством передана перспектива улицы в центральной картине с учетом света и тени, с мельчайшими деталями зданий и костюмов персонажей. В этих работах максимально использована игра темных и светлых тонов дерева, естественные рисунки строения древесины. Фоном на внешней стороне верхних досок служит темный орех, подобранный "в елку". Орнамент внутренних сторон досок решен на чередующихся темных и светлых фонах с вертикальным направлением волокон древесины. Особенно искусно это использовано при изображении деталей зданий: окон, арок, лестниц, колонн. Удивительное разнообразие приемов инкрустации придает изображениям большую выразительность.

В дополнение к этому виду техники мастер использовал гравировку по дереву и выжигание раскаленной иглой, что позволило дать тонкую художественную разработку деталей.

Для украшения столов были использованы ценные породы дерева из далеких стран Америки, Африки и Южной Азии. В деталях картин можно найти красное дерево, палисандр, розовое, серый клен. Наряду с этими экзотическими материалами нашли применение и местные сорта древесины: орех, гладкая и волнистая береза, яблоня, груша.

Большая художественная ценность этих произведений ставит мастера-исполнителя в один ряд с лучшими русскими мебельщиками, создавшими великолепное убранство Кускова, Останкина и Архангельского.

Русский текст на том и другом столе совершенно одинаков. Неровными буквами на пластинке светлого дерева выведено: "ево превосходительства действительного штатского советника Александр васильевичя Салтыкова служитель мастеровой матвей яковлевъ сынъ веретенниковъ". Имя мастера приведено полностью. Слова "служитель мастеровой" в то время были равнозначны словам - крепостной ремесленник. Указано также имя помещика, владевшего Веретенниковым. Это был действительный статский советник Александр Васильевич Салтыков. Принадлежал он к высшему русскому чиновничеству и всю свою жизнь состоял на государственной службе.

По воспоминаниям современников, он известен как очень богатый помещик, имения которого находились в различных губерниях России. Он очень широко жил в Петербурге, так что к концу жизни промотал почти все свое состояние.

Все, что мы можем извлечь из этих сведений, сводится к тому, что М. Я. Веретенников был крепостным мебельщиком богатого помещика и чиновника А. В. Салтыкова. Исходя из этого, попытаемся представить себе, как складывалась его судьба, если предположить, что он жил и работал так же, как сотни и тысячи других крепостных ремесленников в то время.

Выбор специальности для крепостного мальчика-подростка и вся его дальнейшая судьба полностью зависели от воли помещика и его хозяйственных соображений, а иногда от усмотрения старосты или управителя. Так, в одном из своих распоряжений за 1777 год князь Куракин - один из богатейших помещиков России - писал управляющему своей московской конторы Соколову: "При случившейся первой оказии напиши в Суздальскую мою вотчину в сельцо Чуприно к старосте, чтобы он из находившихся в деревне Борвинки трех бобылей, т. е. Павла Степанова и брата его Алексея, так же Василия Петрова прислал к тебе в Москву, которых ты посмотри, не будут ли они способны к домовой службе или к отдаче обучаться мастерству, как например столярному, кузнешному и тому подобному".

Другой помещик заканчивает подобное распоряжение следующими словами: "...наберите их (т. е. подростков.- З. П.), несмотря ни на какие отцов и матерей их отговорки, и пришлите сюда".

Газеты тех лет пестрели объявлениями различных мастеров, бравших к себе в обучение крепостных мальчиков-подростков.

Так, в одном из номеров "Санкт-Петербургских ведомостей" за 1801 год было напечатано следующее: "Желающие из господ отдавать для обучения столярному мастерству крепостных мальчиков, благоволят дать знать на среднем проспекте между 3-4 линиями в доме № 223 цеховому столярного дела мастеру Голугауэру".

Мастер, взявшийся обучать подростка, и помещик заключали между собой договор, в котором оговаривались обязательства той и другой стороны. Некоторые из таких документов сохранились в архивах до сих пор. Манера и стиль их изложения дают нам яркое представление об отношениях людей в ту далекую от нас эпоху. Прочитаем один из таких документов:

"1787 года ноября 16 дня. Я, нижеподписавшийся, дал сие обязательство его превосходительства господина генерал-порутчика сенатора и кавалера Ивана Львовича Чернышева супруге его Авдотье Дмитриевне в том, что взял я у ее превосходительства крепостного ее, крестьянского сына Матвея Степанова для обучения разных сортов башмашному и черевишному художеству; впредь на три года, т. е. будущего

1790 ноября по вышеписанное число, коего в оное время мне вышеписанному мастерству обучить так, как я сам разумею, а если я его в тот срок не обучу, то повинен я оного доучить без всякого моего требования.

За обучение получить мне денег пятьдесят рублей с таким расчетом, что на первый год двадцать, а в последующие два года по пятнадцать рублей. Пищу, банное и портомойное производить мне от себя; одежду, как верхнюю, так и исподнюю требовать от ее превосходительства... Матвей Марков руку приложил".

Богатые помещики посылали своих крепостных обучаться мебельному искусству в Москву и Петербург. Обучение Это длилось от четырех до шести лет. Дворяне с меньшим достатком отдавали своих столяров учиться к богатому соседу, державшему у себя хороших мебельщиков. Очень живо расказывает об этом в своих воспоминаниях уже упоминавшийся в нашей книге А. Т. Болотов. Уйдя в отставку из армии, приехал он в 60-х годах в старый родительский дом - усадьбу "Дворяниново" и начал там все перестраивать по новой моде.

Чтобы обставить комнаты, пришлось ему просить богатого соседа-помещика Хитрова прислать ему на время крепостного мастера, который должен был сделать диван и двенадцать стульев и обучить болотовского крестьянина - толового и способного парня своему ремеслу. Вскоре Болотов имел собственного столяра-мебельщика, знавшего резное, токарное дело и золочение.

Закончив обучение в столицах или по соседству, крепостей мастер возвращался к своему помещику. Молодого столяра могли оставить для самых различных работ в усадьбе ли отпустить на оброк, т. е. на заработки для своего барина.

Оброчные поступали на работу в мебельные мастерские крупных городов, а иногда кочевали из усадьбы в усадьбу, выполняя различные заказы. Большую часть заработанных денег они отдавали своему помещику.

Столярные мастерские крупных усадеб были хорошо оборудованы и имели запасы ценных пород древесины, леса, грубых и тонких сортов столярного клея, политур, лаков, инструментов. По описи 1799 года, в столярной мастерской подмосковной усадьбы "Покровское-Стрешнево" числилось: "разных дерев: пальмового, черного, розового, зеленого, оливкового - всего на 250 рублей". По тем временам это была очень крупная сумма, если учесть, что трехгодичное обучение подростка сапожному мастерству стоило тогда 50 рублей. В мастерских усадеб изготовлялось все: от рам, дверей и грубых скамеек до резной золоченой мебели.

В 1786 году в орловскую вотчинную контору князей Куракиных пришло из Петербурга распоряжение: "...сделать две дюжины стульев, из которых одну оставить в орловской усадьбе, а другую отвезть в Орел, в городской дом. Кроме того сделать четыре кресла, да два стола складных".

В крупных помещичьих хозяйствах, земли которых находились в разных губерниях, столяры-мебельщики были далеко не везде. В зависимости от надобности, их посылали то в одну, то в другую усадьбу. Управляющий домовой конторой писал в таком случае бурмистру или старосте: "По получении сего приказу, тот же день столяра Гаврилу Головкина с сыном Иваном, також имевшего здесь столяра Федора Селихова, брата его Семена Никитина и с инструменты, нанять тройку, прислать сюда в скорости, понеже ныне в них состоит острая нужда".

Полнейшая зависимость крепостного ремесленника от своего господина проявлялась в те годы на каждом шагу. Как о чем-то обычном и повседневном, рассказывает современник о порядках, заведенных в подмосковной усадьбе графа Орлова "Отрада": "...полезные ремесла, по строжайшему распоряжению барина, соединялись там с театральным искусством в одних и тех же лицах. Иной, работавший утром в столярной, вечером являлся актером в театре".

Как и все дворовые люди, столяры-мебельщики получали от помещика "месячину" - некоторое количество продуктов на месяц, а раз в год им выдавалось жалованье, размер которого зависел от квалификации мастера. Столяр Гаврила Головкин, только что упоминавшийся в приведенном документе, получал в год 18 рублей, Семен Полторацкий - 20 рублей, Петр Волков - 9 рублей, а ученики резчика и живописца - по 6 рублей 66 1/2 копейки. Кроме того, дворовым ремесленникам один раз в два-три года выдавали 10 аршин домотканого сукна на верхнюю одежду и 7 овчин на шубу.

Все эти документы, связанные с судьбами разных людей, помогают нам представить, как жил и работал Матвей Яковлевич Веретенников. Будучи крепостным человеком богатого помещика, прожившего всю жизнь в Петербурге, он, вероятнее всего, учился у столичных мастеров - высокое качество его работ свидетельство тому. Окончив учение, он мог работать в петербургском доме или в какой-либо усадьбе Салтыкова. Кроме того, он мог уйти на оброк. В связи с таким предположением очень интересны документы петербургской дворцовой конторы, возможно, касающиеся М. Я. Веретенникова, как оброчного крестьянина. Они случайно найдены в архиве научным сотрудником дворца-музея в Павловске А. М. Кучумовым во время поисков материалов для работ по восстановлению этого дворца. В них говорится, что в 90-х годах крепостным столяром помещика Салтыкова были изготовлены для дворца в Павловске два бюро, инкрустированные ценными сортами дерева. Одно из них до сих пор украшает залы дворца-музея. В документах нет ни имени, ни фамилии мастера, ни инициалов его владельца, но высокое мастерство исполнения этой вещи, элементы орнаментов, включение в сложную композицию выжженных картинок и некоторые приемы в технике инкрустации - то, что называют почерком мастера,- очень знакомы нам по двум столам, с которыми мы с вами так подробно познакомились. Учитывая все это, можно предположить, что найденные документы указывают нам еще на две работы Матвея Яковлевича Веретенникова. Выполнение дворцовых заказов в то время было большой честью для мастера. Для этих работ отбирали только лучших во всех областях прикладного искусства. И поэтому не удивительно, что помещик Салтыков, гордясь своим крепостным мастером, разрешил или даже приказал ему подписать своим именем те два ломберных стола, о которых мы только что рассказали.

предыдущая главасодержаниеследующая глава





© Rezchiku.ru 2010-2021
При копировании материалов проекта обязательно ставить активную ссылку на страницу источник:
http://rezchiku.ru/ "Резьба по дереву и кости"


Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь