О чем рассказали деревянные человечки (С. Жегалова, С. Жижина)
В Москве, на улице Петровке, недалеко от Петровских ворот находится невысокое каменное здание, не похожее по архитектуре на все окружающие постройки. Вытянувшееся в длину на весь квартал, оно привлекает взгляд яркой окраской стен, маленькими полукруглыми окнами, фигурными решетками. Это бывшие Нарышкинские палаты, редкий памятник жилой архитектуры XVII века. Несколько лет назад здесь была размещена выставка русского народного прикладного искусства.
Мысленно войдем в гостеприимно открытые двери палат и познакомимся с выставкой... Уже само помещение как бы переносит нас в глубь веков: низкие сводчатые потолки, понижаясь и закругляясь к углам, переходят в стены с нишами - "печурами". Они заменяли нашим предкам стенные шкафчики. Узкие и низкие двери (если вовремя не наклониться, то стукнешься о притолоку) говорят о том, что в старину не любили свободных выходов - берегли тепло.
В одиннадцати залах выставки можно было увидеть много необычного и интересного: на стенах - доски с вырезанными на них цветами и сказочными зверями, как живая, смотрит из слюдяного окна птица, сверкает медными глазами деревянный двухголовый конь, а прямо на полу стоят настоящие старинные сани, украшенные нарядной росписью.
Но самое удивительное здесь - забавные деревянные человечки, расставленные парами (илл. 22, 23). Одна пара стоит у дверей: женщина широко раскинула руки, как бы приглашая войти, а мужчина с хмурым видом поднял палку. Вырезанные в размер человеческого роста, они с первого взгляда даже пугают - так они похожи на живых людей. Всем своим видом как бы говорят: "Входите, пожалуйста, но будьте осторожны!"
22. Женщина широко раскинула руки, как бы приглашая войти...
23. …а мужчина с хмурым видом поднял палку...
Другая пара много меньше по размеру. Она уместилась прямо на стене, на полочках. У обоих несоразмерно большие головы и короткие ножки. Мужчина флегматично курит трубку, женщина нюхает табак: правую руку она собрала щепотью, а в левой держит табакерку с крупной надписью "Панюхамъ", протянув ее далеко вперед, как бы приглашая присоединиться к ее приятному занятию. Вытаращенные глаза, вытянутые длинные носы, раскрытые рты делают их глуповатыми и смешными, тем более что через разинутый рот женщины и под отвисший нос мужчины влетали скворцы, свивая свои гнезда в их пустых головах (илл. 24).
24. Эта пара скворечников стояла на крыше дома В. Т. Савинова на удивление всем
Последняя пара чем-то похожа на первую. Вырезана она на двух одинаковых круглых колодах; женщина, скрестив руки под грудью, смотрит устало и серьезно, а мужчина с руками по швам напоминает отставного солдата. Просверленные насквозь глазные отверстия придают их взглядам выразительность и глубину (илл. 25).
25. Ульи-колоды в виде деда и бабы. Через их глаза влетали и вылетали пчелы
Эти колоды были обыкновенными ульями и глаза служили летками для пчел.
Кто был автором скульптур, где и когда он жил, долго не знали. В музейных коллекциях они числились "беспаспортными". Правда, о фигурках-скворечниках еще в 1926 году была написана небольшая статья. Ученый А. Н. Некрасов связывал их изготовление с именем мастера В. Т. Савинова из деревни Тимирево Егорьевского уезда. Но сведения эти никогда никто не проверял, и что это был за резчик, никто не знал. Деревянные человечки упорно хранили свою тайну.
Но вот однажды в Государственный Исторический музей пришли два пожилых человека: Иван Васильевич Савинов и Михаил Матвеевич Гусев. Торопливо, слегка волнуясь, дополняя и перебивая друг друга, они рассказали нам следующее... (илл. 26).
26. Сын резчика Савинова (в центре) со своими соседями по деревне, М. М. Гусевым и Д. М. Можаевой. Они-тo и рассказали нам историю резчика Савинова
Живут они оба недалеко от Москвы, в деревне Тимирево. Приехали сюда к родным погостить. И вот как-то по радио услышали они рассказ о необыкновенных ульях и скворечниках, вырезанных в виде баб и мужиков.
- А ведь отец мой вырезал таких! - говорил взволнованно Иван Васильевич.- Я еще мальчишкой был, как сделаны они были, а помню их хорошо. Да их и в деревне нашей все знают...
От этих слов взволновались и мы. Не часто к нам в музей приходят с такими сведениями. Кроме того, имя Савинова нас насторожило: Некрасов тоже писал о Савинове. Вспомнился сразу еще один предмет - на нем вырезана та же фамилия, хоть он совсем не похож на скворечники. Неужели их исполнял один автор?
Договорились быстро. Едем на Петровку и показываем наших человечков гостям из Тимирева. Первый же взгляд наших гостей на них разрешил все сомнения. Да, предположения верны, это работа Савинова-отца. Оба гостя узнали ее сразу, хотя видели эти вещи давно, в детстве. Мы еще долго стоим у забавных фигур, с интересом слушая воспоминания о мастере-резчике Савинове, его необыкновенных изделиях. А вокруг нас постепенно собирается толпа.
Они хорошо помнят, как сделаны были скворечники, как поставили их на крышу. "Вот смеху-то было на всю деревню!.. А вот эти двое,- и они показывают на пару в человеческий рост,- тоже его работа. Сначала они стояли у него в доме, в сенях, и пугали всех, кто входил, "Батюшки-светы, да кто это!". А потом бабу мальчишки на улицу вытащили и приморозили у колодца. Дело было зимой. Пришли девки за водой, спрашивают: "Воду будешь брать?" - Молчит. Опять спрашивают - опять ответа нет. Подошла к ней одна, как стукнет ведром, а от нее звон пошел. "Как она заорет со страху, и все врассыпную..."
Рассказывая, они внимательно разглядывают каждую пуговицу, каждую складку одежды этих фигур, даже в деталях узнавая руку своего мастера. "Его, его работа",- удовлетворенно повторяют оба. Михаил Матвеевич подходит к фигурам и читает этикетку к ним. А там написано: "Мастер Тимофей Васильев. Деревня Кимерово, Московская область". Такие сведения были занесены в музейную книгу, когда они были привезены в музей в 1895 году неким Гурьевым.
- А тут неправильно написано,- замечает Михаил Матвеевич,- не Тимофей Васильев, а Василий Тимофеевич Савинов. И не Кимерово, а Тимирево.
"Почаще приходили бы к нам с такими замечаниями",- думаем мы про себя и понимаем, почему до сих пор никак не могли отыскать на карте деревни Кимерово. Окрыленные успехом первой встречи тимиревцев с работой их односельчанина, мы жаждем продолжения открытий. Ведь у нас есть одна вещь с фамилией Савинова, может быть, найдутся еще!
Только тогда нужно вернуться с Петровки снова на Красную площадь, в Исторический музей, в так называемые "фонды", или "запасники". Ведь не все вещи, которые хранятся в музее, выставлены на экспозиции, их для этого слишком много. Те предметы, которые не выставлены, находятся в хранилищах, в "фондах", как говорят музейные работники. В эти фонды мы и направляемся с нашими гостями.
И вот мы на месте. Здесь много разных вещей, все они говорят о недавнем и далеком прошлом деревни: сохи и деревянные цепы (ими раньше молотили хлеб, выколачивая из колосьев зерна), плетеные берестяные котомки и туески (в них носили еду и питье при работах в поле), рубеля, вальки, веретена. Для большинства - это любопытные памятники старины. Но как они взволновали наших необычных посетителей! Ведь каждая из них - это часть, их прожитой жизни, каждая вызывает воспоминания. Любовно они берут их в руки, смотрят, объясняют:
- А вот с таким вальком раньше бабы на реку ходили, белье выколачивать, чтобы чище было,- говорит Михаил Матвеевич.- Мыло экономили. Теперь этого не знают... рубелем катали сухое. Да так выкатывают, что твой утюг.
Достаем и показываем гостям донце. Раньше служило оно для прядения. Делалось часто из простой доски сиденье с отверстием на конце, куда втыкался гребень с куделью. Но это донце совсем необычное. Доска-сиденье изображает человеческое туловище в длинной одежде, со скрещенными на груди руками, подставка для гребня - голову с разинутым ртом (илл. 27). Все вместе - мужичок с расчесанными на прямой пробор волосами "под горшок", вытаращенными глазами и круглой бородой "лопатой". Вид у него глуповатый и покорный. Как будто не может понять он, за что же так посмеялись над ним, воткнув в рот гребень и усевшись на живот! По всей длине донца резные сценки - охота на медведя (илл. 28), поездка в санях и в самом низу типичные деревенские занятия - "баба пряжу прядет, мужик лапти плетет". Здесь и видно, как пользовались крестьянки донцами с гребнями. Все передано очень живо и выразительно.
27. Прядильное донце, которое В. И. Савинов вырезал в виде мужика
28. На этом же донце резчик изобразил охоту на медведя
Когда мы подошли к этому донцу с Иваном Васильевичем Савиновым, впечатление превзошло все наши ожидания.
- Его, его, отца моего работа! - почти закричал он,- это матери моей подарок после женитьбы. Вот надпись...
И быстро прочитал едва приметную надпись: "Донца Саломони (дальше край, не уместилось) Антиповой Савиновой 1879".
- Это мать моя, Соломонида Антипьев-на! Во как! Отца с матерью нашел! - взволнованно повторял он.
Мы тоже были взволнованы. На наших глазах ожила до Этого мертвая и безликая вещь.
По горячим следам начинаем расспросы. Почему же отец его вырезал донце таким забавным? Посмеяться что ли над кем хотел? Оказывается, очень уж он любил такие вещи резать. Как говорит Иван Васильевич,- "такое у него было соображение". Ко всякой самой простой вещи обязательно приделает какую-нибудь фигуру. А особенно нравилось ему вырезать человечков. Бывало, специально в лес пойдет, долго ходит, все высматривает и выискивает деревья, у которых либо сук, либо корень так торчит, что прямо готовый нос или голова чья-нибудь. Из таких потом и делал самые смешные фигуры. Бывало, что получались они похожими на своих, на деревенских. Кто смеялся, а кто и обижался. И донце-то сделал, чтобы посмеяться. Баба на мужике сидит, верховодит, значит. И такие были в деревне.
- А почему охота на медведя вырезана? Отец сам ходил на охоту?
- Да нет,- отвечает Иван Васильевич.- Это он с картинки вырезал. Журнал "Охотник" получал, там ему картинка эта приглянулась, он ее и изобразил. А вот ниже, в санях мы трое сидим: отец, мать и я.
- Да как же так, Иван Васильевич, ведь вы тогда еще не родились!
- Ну что ж, что не родился, а отец вырезал. Он все время сына хотел, вот и изобразил, как мы втроем едем.
Значит, мечту о сыне, о дружной семье воплотил резчик в этой сценке, когда дарил молодой жене нарядное донце.
Зная теперь пристрастие Савинова-отца украшать вещи смешными фигурами, мы находим их уже сами и одну за другой показываем сыну.
Вот еще два донца, оба с человеческими головами. Одно очень похоже на первого мужичка, тоже с открытым ртом, только на туловище ничего не вырезано. А другое - новое: тоже голова, но в высокой, как у священника, шапке, в ризе. Во лбу отверстие для гребня (илл. 29).
29. Еще два донца, оба с человеческими головами
- Видно, не побоялся ваш отец над священниками смеяться, раз вырезал их? - спрашиваем мы.
- Да ведь разные были священники,- вступает в разговор сосед, Михаил Матвеевич.- Некоторые только и смотрели, как бы побольше с крестьянина взять, да и пьянствовали многие. Не любил их Василий Тимофеевич.
Да, умел посмеяться этот резчик, когда хотел. В те времена, когда ребенку чуть не с пеленок прививали уважение к церкви и страх перед ней, он донце вырезал в виде священника, а на него пряха садилась, втыкая ему в голову гребень.
А вот еще смешная небольшая фигурка: вытянутое огурцом лицо с большим красным носом и далеко высунутым вперед толстым языком, на который, как на крюк, можно было повесить что угодно. Не иначе, как какого-то деревенского сплетника или краснобая изобразил в нем Василий Тимофеевич (илл. 30).
30. Не иначе как деревенского краснобая высмеял Савинов этим крюком-вешалкой
А солоничка, похоже, предназначалась в дар друзьям; чтобы украсить ее, немало потрудился мастер (илл. 31). Сама она вырезана в виде стульчика с крышкой (такой вид имеют многие крестьянские солоницы). Все стенки ее испещрены резным орнаментом и сценками из деревенской жизни (илл. 32, 33, 34). Вот два странника с котомками и посохом. Их сменяет крестьянка, которая печет блины. Рядом - три веселых мужичка сидят за столом, перед ними на тарелке стопка блинов, а хозяйка подносит еще целое блюдо. Сейчас начнется веселый пир. Но делу - время, потехе - час, как говорит народная пословица. Тут же мы видим крестьян за работой. Один пашет сохой, погоняя лошадь, другой сеет из лукошка. Все сценки очень живые и достоверные в малейших деталях. Подпись на задней стенке указывает: "Волостной судъ" - несколько бородатых мужиков явно пришли по какому-то делу. Сверху резная дата "1820 года". Дата сразу вызывает недоумение: Иван Васильевич признал солоничку как работу отца, но как он мог ее тогда вырезать, если в 1820 году его еще не было на свете? Начинаем рассматривать пристальней и замечаем, что хвостик у цифры 2 фальшивый, приделан позднее. Он светлее по цвету, чем остальные линии цифр. Выходит, дата поддельная. 1890 год переделан на 1820 год. Кто это сделал и с какой целью?
31. Солонка для соли, сделанная Савиновым в 1890 году
32. На стенке солонки - сценка из деревенской жизни
33. На стенке солонки - сценка из деревенской жизни
34. На стенке солонки - сценка из деревенской жизни
Если бы сам мастер хотел выдать свою вещь за более раннюю, он смог бы вырезать любую дату, какую ему хотелось. Значит это делал посторонний человек. В конце прошлого века, когда стали интересоваться произведениями народного искусства, появилось много скупщиков, которые собирали старинные крестьянские вещи и перепродавали их в музеи и частным коллекционерам. Вероятно, солонка Савинова попала в руки именно к такому человеку; тот решил выдать ее за более раннюю вещь, так как хотел продать дороже. Поэтому-то солонка и "постарела" сразу на семьдесят лет под одним взмахом ножа.
И в отделке этой солонки Савинов остался верен своей любви к скульптурным изображениям. Солонка стоит на ножках, вырезанных в виде смешных бородатых голов. А сверху, на крышке, три курочки. Как живые, идут друг за другом, вот-вот закудахчут.
Как много вещей вышло из рук одного мастера, удивляемся мы, как они разнообразны! Не скажи нам свидетель их создания, и поверить было бы трудно, что делал их один и тот же человек. Немного грустная пара ульев-колод, а рядом вызывающе смешливые скворечники и крюк-вешалка. Очень серьезны, как бы "при исполнении служебных обязанностей", хозяйка и сторож. Удивлены и надуто торжественны головки на донцах, а резные сценки на них и солоничках привлекают жизненностью и правдивостью изображений, техническим умением исполнения.
- Где же научился Василий Тимофеевич так вырезать? - спрашиваем мы у наших гостей.
- Да нигде, сам дошел! - отвечают оба сразу.- Любил заниматься резьбой каждую свободную минуту. Так и режет, режет штучками. Даже за обедом ножа из рук не выпускал. А ведь сколько еще в деревне осталось! Были еще скворечники, ульи, большой диван, а во всю спинку его резьба, наличники на доме сам украшал.
В деревне? В Тимиреве? - сразу настораживаемся мы.
- Да, в Тимиреве, дом-то и сейчас стоит, а вот целы ли вещи, не знаем...
Решение приходит сразу. Нужно ехать в Тимирево. И вот мы едем, едем вместе с "гидами" - Иваном Васильевичем и Михаилом Матвеевичем.
Находится эта деревня недалеко от Москвы. Поездом нужно ехать до Коломны, а оттуда автобус доставит нас прямо до места.
Почти у края деревни увидели мы дом Савинова. От старого облика его сохранился только один резной наличник. И опять удивил он нас новизной резьбы. Видно, рука скромного деревенского резчика была рукой настоящего творца - он не любил повторяться (илл. 35).
35. На наличнике окна Савинов изобразил охоту на белок
В тот же день мы начали расспросы и поиски. Нам сказали, что где-то здесь, в деревне, есть еще одна пара ульев, похожих на нашу, тоже в виде мужичка и бабы. Сделаны они были лет семьдесят-восемьдесят назад и стояли на пасеке. Нам не нужно спрашивать адреса, нас ведут наши знакомые...
Неторопливо ходим мы из дома в дом, каждый раз устанавливая: "...да, действительно, были они раньше здесь, но их давно отдали, а там-то они и сейчас, наверно, стоят". Однако "там-то" все повторяется сначала. И постепенно нам начинает казаться, что наши ульи - это сказочная синяя птица, о которой можно только мечтать, а увидеть нельзя.
Еще несколько раз мы в разных направлениях пересекаем деревню и еще много раз заходим и выходим из домов. И, наконец, совсем неожиданно на вопрос об ульях слышим в ответ не "нет", а "да". Но вспыхнувшая на мгновение радость тут же гаснет, когда выслушиваем ответ хозяйки дома до конца:
- Да, были у нас, долго стояли, надоели! Неделю назад раскололи на дрова.
- А где дрова, может еще не сожгли? - спрашиваем мы с надеждой.
- Может, и нет. Вон в сарае смотрите сами, мне некогда, - отвечает хозяйка и убегает в дом.
Уныло входим в сарай. У стены в два ряда, до потолка тянется поленница дров, которые мы вчетвером терпеливо начинаем перебирать. Удачливее всех оказывается Иван Васильевич. Прямо из середины он вытаскивает два окрашенных обломка. На одном отчетливо видно ухо, очень знакомое нам, на другом - лицо и рука, прижатая к груди. Вот и все, что осталось от печального дедушки-улья.
Погрустневшими выходим мы из этого дома. Мало еще, очень мало знают о мастерах из народа, поэтому и не ценят их работы...
Более удачными оказались поиски в соседней деревне. Там до сих пор живет падчерица Василия Тимофеевича Савинова, Евдокия Федоровна. Любовно и бережно сохранила она вещи его работы: прядильное донце с подставкой-птицей, валек, украшенный резным орнаментом. Сразу узнаем "почерк" Василия Тимофеевича - резная плетеная веревочка змейкой вьется по краю обоих предметов, окаймляя их как рамкой. А рядом с ней поясок из ровных ложбинок и черточек. Такую же веревочку и ложбинки мы видели почти на всех его работах, они служат как бы автографом мастера.
В этом доме мы увидели впервые и самого резчика: прямо на стене (илл. 36) в центре висела большая фотография всей семьи Савиновых. В середине, как полагается, он сам с женой, кругом дети и внуки. Так вот он какой - мы видим крупную фигуру старика, с трудом уместившегося на хрупком венском стуле. Густая седая борода окаймляет умное серьезное лицо с высоким лбом и внимательным взглядом. Чем-то он напоминает нам известного критика Стасова: та же крупная фигура, говорящая о большой внутренней силе, доброе, интеллигентное лицо.
36. Фото резчика В. Т. Савинова с семьей
Постепенно из рассказов, воспоминаний и собственных впечатлений как бы ожила и встала перед нами личность этого резчика. Как мы уже знаем, родился он в деревне Тимирево бывшего Егорьевского уезда Рязанской губернии. В детстве, как и многие его сверстники, бегал в школу в соседнюю деревню, окончил ее с отличием. Вместе со всеми пахал землю, косил и молотил рожь. Работал и в Москве - многие из их деревни уходили в столицу на заработки.
Одно отличало его от соседей-крестьян - очень любил резьбу по дереву, хотя времени на это занятие почти совсем не оставалось. Зато сколько было радости, когда выходила из-под его резца то, как живая, птица, то невиданный зверек, а то смешной человечек! Когда он вернулся из Москвы и окончательно осел в деревне, построил себе специальный сарайчик, поставил верстак, там и пропадал все свободное время.
Его работы нравились всем в деревне, и люди шли к нему с разными нуждами. Постепенно распространились в деревне забавные деревянные человечки, добродушные звери, которые одновременно и дело делали, и радовали своим необычным видом.
Из глаз одних вылетали пчелы, заставляя их часто моргать, у других выпархивали из носа и рта птицы; поднимали лапу большие медведи, разрешая выбрать из своего нутра мед. А маленькие человеческие головки то качались маятниками, то, высовывая язык, служили вешалками, то донцами, а то и просто ножками. Даже простые засовы на дверь Савинов делал то в виде коня, то лягушки.
Часто приходили к нему дети, просили вырезать для них куколок ("кукалки"-называют их Иван Васильевич и все тимиревцы). Много "кукалок" получили от него деревенские мальчишки и девчонки, никого он не обижал, никому не отказывал. Хочешь - держи "кукалку", не хочешь - получай кошку, собаку или курочку с петухом.
Как-то раз приехал в соседнюю деревню на рыбалку егорьевский купец Бардыгин (илл. 37). Проходя мимо дома Савиновых, увидел скворечники и резной наличник. Они его так заинтересовали, что он о рыбе забыл и стал искать, кто их делал. Ему рассказали о Василии Тимофеевиче, его мастерстве. Познакомился с ним Бардыгин, и Это знакомство сыграло большую роль в жизни резчика и в судьбе его изделий.
37. Деревянная скульптура купца Бардыгина, сделанная В. Т. Савиновым
Ведь это было время, когда представители передовой интеллигенции заинтересовались русским искусством, предметами старины, собирали их, скупали, организовывали музеи. Именно в те годы П. М. Третьяков собрал коллекцию картин русских художников и она легла в основу знаменитой сейчас Третьяковской галереи. Другой крупный собиратель, П. И. Щукин, скупал предметы крестьянского искусства, которые по завещанию передал Историческому музею. Эта коллекция и сейчас считается лучшей.
Интересовался народными изделиями и Бардыгин, собирал и скупал их повсюду. Он построил в Егорьевске специальное здание для музея и пускал в него всех желающих.
Сейчас все, что он когда-то собрал, находится в Егорьевском краеведческом музее и принадлежит государству.
Бардыгин высоко оценил мастерство В. Т. Савинова и с тех пор уже не оставлял его в покое: покупал и собирал его изделия, выставлял в музее, заказывал ему новые. Он первый выставил у себя в музее забавные скворечники, потом ульи, солоницы и много других. К серебряной свадьбе Бардыгина Савинов вырезал два улья-медведя в человеческий рост, которые стояли на задних лапах, грозно оскалив зубы и подняв лапы. Пчелы влетали в две дырочки на животе, а если нужно было достать мед, голова у медведей легко снималась.
По-видимому, через бардыгинский музей узнал о Савинове искусствовед Некрасов - тот, который первым написал о скворечниках. Некрасов тоже познакомился с резчиком. Сын Савинова хорошо помнит, как приезжал он к ним в деревню, как увозил на телеге ульи-колоды и две большие деревянные фигуры - те самые, что сейчас можно увидеть в Историческом музее.
И если благодаря стараниям собирателей сохранились многие вещи Савинова, то имя своего создателя, автора, почти все они потеряли: собирать-то в те времена умели, а записывать все сведения, может, даже и не считали нужным. Так и стали его вещи безымянными, попали в разные музеи и города: резные солоницы работы Савинова есть в Егорьевском музее, пара скворечников и улей-медведь - в Загорске, еще пара скворечников и ульев - в Москве, в Историческом музее.
Вот и последняя страница этого рассказа. После долгого молчания заговорили и открыли свою тайну веселые деревянные человечки. Им было о чем рассказать. Они поведали не только о себе, но и о том, как жил и работал большой художник из народа Василий Тимофеевич Савинов.